Marines never die, they just go to hell to regroup!
Название: Гора идет навстречу
Автор: kajitokika
Фэндом: X-Men
Герои: Эрик/Чарльз, Пьетро, и все-все-все
Жанр: Как в жизни – поровну ангста и юмора
Рейтинг: R
Размер: миди
Статус: в процессе
Заявка: Написано для единственной и неповторимой Кастиэль ебашит хардкор по заявке следующего содержанияФик на тему: «Ты уже прогнал меня однажды, я послушался, и сам смотри, к чему нас это привело. Теперь – не уйду и не отпущу». То есть Магнето берет Чарльза почти что в плен, запирает у себя, удерживает против воли, скажем, после событий дней минувшего будущего. Тот злится, пытается освободиться день за днем, шлет Эрика на три буквы, но тот если вбил себе что-нибудь в свою очаровательную голову, то это уже никакой мухобойкой не выбьешь. Тут даже жанр неважен – что угодно было бы интересно прочесть, от ангста до стеба, главное – очень хочется увидеть это вот упрямое: «Мой, теперь не отпущу».
Описание: После событий ДМБ прошло несколько лет. Чарльз – лидер Людей Икс. Эрик – предводитель Братства Мутантов. Но кое-кого такое положение вещей не устраивает.
От автора: The plot is getting thicker.
Ранее: Часть 1, Часть 2, Часть 3
Часть 4, 1568 слов
Между тем, сам Магнето, выдержав стратегическую паузу, предстал перед Чарльзом в тот момент, когда телепат окончательно перешел в состояние белого каления.
– Я могу войти? – поинтересовался Эрик, застывая в дверях аллегорией деликатности.
Благоприятное впечатление несколько портил неизменный шлем, наглядно демонстрирующий, что добрая воля – понятие растяжимое.
Чарльз скосил глаза на посетителя.
– Не думаю, что скажи я нет, это бы тебя остановило.
– Я временно ограничиваю твою свободу, а не право на личное пространство, – сухо пояснил Эрик.
Едва удерживаясь от того, чтобы швырнуть в Леншерра чем-нибудь тяжелым и неметаллическим, Ксавье потребовал:
– Отпусти меня немедленно. Это переходит границы всех возможных приличий.
– Приличия меня не волнуют.
– Зато они волнуют меня! Я работаю с детьми, в конце концов.
– Детям должно быть абсолютно все равно, с кем ты, назовем это, проводишь время вне школы. И мои дети ничем не хуже твоих.
– Они и не хуже. Они – твои, Эрик, и этим все сказано. Представь, что я притащил бы тебя в школу насильно и заставил учить студентов, скажем, физике. Или химии. Органической.
– Чарльз, не пытайся изобразить невинность. То, что ты не сделал этого со мной, не означает, что тебе никогда не хотелось этого сделать. И в отношении Росомахи тебя это не остановило.
– Я не влиял на него! – почти выкрикнул Чарльз.
– Повлияешь в гипотетическом будущем? В котором мы с тобой, кстати говоря, более чем вместе.
Чарльз дернулся в протестующем жесте.
– Джеймс не говорил ни о чем подобном.
– Хоулетт зовет себя Росомахой, но, кажется, это маленькие и злобные звери с косолапой походкой, которые жрут все подряд. Твой Джеймс упрямее осла и редкий приспособленец, но к счастью ложь ему глубоко противна. Мы говорили о тебе, Чарльз, перед Парижем, и его слова натолкнули меня на определенную логическую цепочку. Моя вина в том, что ее осознание отняло у нас с тобой непростительно много времени.
– Знаешь, Эрик, – с трудом сдерживая улыбку, произнес Ксавье. – Ты всегда был небанален, но в этот раз превосходишь сам себя. С таким методом ухаживания я сталкиваюсь впервые.
– За тобой так часто ухаживали мужчины? – нарочито безразлично поинтересовался Леншерр.
Знай Чарльз его хуже или отвлекись на секунду – и все прошло бы мимо без следа. Складка между бровей как траншея вечной войны с окружающим миром. Непроизвольный жест рукой, вслед которому едва заметно колыхнулась каминная решетка, будто прося о ласке. Когда Магнето переживал, он всегда неосознанно тянулся к своей стихии. Как Чарльз, который мог остаться один разве что в пустыне или любой другой ее аллегории, так и Эрик в мире, построенном из металла, должен был постоянно чувствовать себя в гуще толпы.
– Нет, но ты не первый, – коротко пояснил Ксавье. – Я плохо понимаю тех, кто влюбляется в представителя пола вместо того, чтобы любить человека.
– Когда мы познакомились, ты не был так избирателен, – все еще холодно заметил Эрик.
В качестве новообретенного понятия ревность была беспощадна даже к мастеру магнетизма.
– Все изменилось, Эрик, – коротко ответил Ксавье.
Подойдя вплотную и стиснув подлокотники кресла обеими руками, Леншерр наклонился вперед, полностью лишая Чарльза возможности маневра.
– Потому что впервые в жизни ты полюбил по-настоящему?
Чарльз едва заметно вздохнул. В этом вздохе смысла для Леншерра прозвучало больше чем в любых словах, сказанных вслух. Все близкие люди – немного телепаты.
– Потому что жизнь инвалида отличается от жизни обычного человека, Эрик.
– Ты знаешь, что я никогда себе этого не прощу, – сверля Ксавье обжигающим до костей взглядом, отрезал Леншерр. – И я не говорю, что могу все исправить, но хочу попробовать. Мы с тобой все равно придем к этому, в этом будущем или любом другом, через десять лет или через тридцать. Я не хочу больше ждать. Я хочу изменить будущее и хочу этого сейчас.
– А что если я не хочу ничего менять, Эрик? У меня есть школа, есть семья, дом, друзья. Все это как стены мой души. Разбив одну стену, ты не сможешь заменить ее другой, а всего лишь разрушишь то, что есть. У тебя есть Братство, последователи, глобальная цель. В твоей жизни нет места для моего мира. Твое желание – это блажь, прихоть, причуда. Эрик, ты найдешь себе новое занятие, и это пройдет.
– Я хочу тебя, Чарльз.
Ксавье слышал эти слова много раз. Слышал от взрослых женщин и молоденьких девушек. Слышал от мужчин и видел это яркими сладкими мыслями в их сознании. Но никогда раньше эти слова не падали горячим воском на кожу, не пронзали раскаленной иглой искалеченный позвоночник. Может быть, потому что впервые в жизни Чарльз слышал их как обычный человек, за дверями сознания, вовне чужих мыслей. И казалось, что они идут от сердца, а не от тела.
Кому как не Чарльзу было знать, что сердце Эрика Леншерра не было выдумкой.
– Магнето! На нас напали, прорыв периметра!
Мутант в грубо выкованном шлеме, который, казалось, один весил больше чем весь Чарльз, предпочел проникнуть в комнату сквозь дверь, разнеся ее в клочья. Взгляд, которым он одарил Ксавье, тоже весил не меньше тонны.
Леншерр резко выпрямился. Мгновенно разгладились морщины у глаз, ушла из позы яростная беззащитность человека, ожидающего приговора. Был Эрик – стал Магнето. Ксавье видел эту перемену многократно и не уставал удивляться, как в человеке могут в полном мире и гармонии уживаться столь разные сущности, если жизненное кредо этого человека – непримиримая война.
– Прости, Чарльз, продолжим разговор позже, – запахиваясь в плащ, лидер Братства Мутантов вышел из комнаты.
Дверь за спиной, впрочем, он замуровал наглухо. Вместе со стеной.
Чарльз Ксавье ни разу в жизни не сидел в тюрьме. Более того, сама идея тюремного заключения казалась ему противоестественной. Рожденный в стране, признавшей свободу величайшей ценностью, всех окружающих он измерял по себе, с широкой и беззаботной щедростью вечной юности. Никакая телепатия не могла убедить его в том, что человек, венец творения, может не стремиться к свободе и не ценить ее превыше всего на свете. И мир вокруг Чарльза был щедр на людей, которые с готовностью помогали ему снова и снова утверждаться в своем мнении.
Более асоциального существа, чем Эрик, представить было сложно. Иногда Чарльзу казалось, что Леншерра стоило бы посадить в тюрьму вопреки любой гуманности, просто за факт существования. Все люди, которых Ксавье знал до него, неуловимо сходились в одном – зависимости от мнения окружающих, в то время как Магнето, казалось, было абсолютно безразлично, что именно думают про него все остальные. Все остальные, кроме самого Чарльза.
Поначалу он не придавал этому значения. Эрик просил не лезть в его голову – Чарльз не лез, хоть и хотелось. Было интересно и так: словами, взглядами, жестами, как узнают друг друга обычные люди.
Заглядывая иногда в сознание Леншерра, случайно задевая прикосновением, Ксавье видел внутри все кроме самого себя. Зато видели другие. Видела Рейвен, думая про себя, что с каждым днем они все сильнее и ярче отражаются друг в друге. Видел Хэнк, ненавидевший Эрика как полную противоположность самому себе. Видел и Пьетро, вознамерившийся примирить их то ли между собой, то ли каждого с ним самим.
Раньше это казалось несущественным. Теперь Чарльз дорого бы отдал за то, чтобы Эрик снова позволил ему заглянуть внутрь. Не изменить – понять. Увидеть себя самого глазами другого. А возможность все никак не представлялась.
Заблокировав дверь, Магнето не взял в расчет окно. Ночью Чарльз проснулся от характерного звука разбитого стекла. Ороро в развевающемся плаще вплыла в комнату, а за ней, плохо различимый в темноте, через подоконник перемахнул Маккой.
– Профессор, собирайтесь. Мы разобрались с охраной.
Неделю назад Чарльз готов был истово радоваться любому пути к освобождению. Теперь он с трудом подавил приступ досады.
– Спасибо, друзья мои. А Эрик?
– Его здесь нет. И Ртути тоже нет. Все чисто.
Аккуратно опустив профессора вместе с коляской на землю, спасатели устремились к самолету и, не доходя нескольких метров, рухнули как подкошенные.
Чужое незнакомое сознание рядом показалось Ксавье зыбким, затянутым алой дымкой и полнящимся тщательно сдерживаемым гневом, чем-то неуловимо похожим на эриков.
– Кто ты? – спросил он мысленно.
– Меня зовут Ванда. Тебя я знаю.
– Ванда? Ты учишься у Эрика?
Темнота шевельнулась, будто впервые приобретая искренний интерес к происходящему.
– Нет. Я Ванда Леншерр.
Они молча изучали друг друга через стол. Скольжение по поверхности другого сознания выходило едва ощутимым, проникнуть глубже не позволяла защита с обеих сторон. Чарльзу это напомнило столкновение двух хищников, когда, прицениваясь к силам и возможностям, они кружат около потенциального поля боя.
Ванда ничем не напоминала Пьетро, но от Эрика в ней было многое. Не от нынешнего богоподобного Магнето, а того бескомпромиссного и яростного мистера Леншерра, который дергал за хвост субмарины как ленивых кошек и устраивал ракетные дожди. Вопреки логике и здравому смыслу, у Чарльза эти воспоминания вызывали устойчивое ощущение ностальгии. С годами Эрик стал консервативнее.
– Что ты сделала с моими друзьями?
– Они улетели обратно, решив, что им не удалось тебя найти. В любой дом можно прийти с войной. В нашем доме любая война обернется против тебя.
– Вы сами ведете войну.
– Отец говорит, что есть разница между войной за что-то и против чего-то. Мы не разрушаем дома обычных людей, как они делают с другими мутантами.
– Ты тоже не допускаешь мысли, что твой отец может ошибаться?
– А Рейвен говорит, что важно не то, кто прав, а то, у кого пушка, – чуть приподняв уголок рта, продолжила девушка.
– Рейвен тоже учит детей?
– Нет. Она любит отца.
Откровенность младших Леншерров, похоже, не ведала ограничений.
– Хм… хорошо, а Эрик?
– Зачем ты задаешь вопросы, ответы на которые тебе известны?
Или ведала.
– Потому что вы знаете вашего отца лучше меня.
– Это тоже неправда, – монотонно заметила Ванда. – Тебя задели слова про твою сестру, но ты спокоен там, где дело касается Магнето. Ты уверен в нем даже больше чем в самом себе.
– Интересно, – уже не сдерживаясь, в сердцах бросил Чарльз. – В этом доме есть хоть кто-нибудь, кому нет дела до нас с Эриком?
Ванда прикрыла глаза, будто сканируя помещение на наличие коварных отступников от общего дела.
– Есть. Думаю, Мойре все равно.
– Мойре МакТаггерт?
– Нет. Мойра – это собака Лорны. Но имя ей придумывал отец.
Уронив голову на руки, Чарльз Ксавье застонал в голос.
для обзоров
Автор: kajitokika
Фэндом: X-Men
Герои: Эрик/Чарльз, Пьетро, и все-все-все
Жанр: Как в жизни – поровну ангста и юмора
Рейтинг: R
Размер: миди
Статус: в процессе
Заявка: Написано для единственной и неповторимой Кастиэль ебашит хардкор по заявке следующего содержанияФик на тему: «Ты уже прогнал меня однажды, я послушался, и сам смотри, к чему нас это привело. Теперь – не уйду и не отпущу». То есть Магнето берет Чарльза почти что в плен, запирает у себя, удерживает против воли, скажем, после событий дней минувшего будущего. Тот злится, пытается освободиться день за днем, шлет Эрика на три буквы, но тот если вбил себе что-нибудь в свою очаровательную голову, то это уже никакой мухобойкой не выбьешь. Тут даже жанр неважен – что угодно было бы интересно прочесть, от ангста до стеба, главное – очень хочется увидеть это вот упрямое: «Мой, теперь не отпущу».
Описание: После событий ДМБ прошло несколько лет. Чарльз – лидер Людей Икс. Эрик – предводитель Братства Мутантов. Но кое-кого такое положение вещей не устраивает.
От автора: The plot is getting thicker.
Ранее: Часть 1, Часть 2, Часть 3
Часть 4, 1568 слов
Между тем, сам Магнето, выдержав стратегическую паузу, предстал перед Чарльзом в тот момент, когда телепат окончательно перешел в состояние белого каления.
– Я могу войти? – поинтересовался Эрик, застывая в дверях аллегорией деликатности.
Благоприятное впечатление несколько портил неизменный шлем, наглядно демонстрирующий, что добрая воля – понятие растяжимое.
Чарльз скосил глаза на посетителя.
– Не думаю, что скажи я нет, это бы тебя остановило.
– Я временно ограничиваю твою свободу, а не право на личное пространство, – сухо пояснил Эрик.
Едва удерживаясь от того, чтобы швырнуть в Леншерра чем-нибудь тяжелым и неметаллическим, Ксавье потребовал:
– Отпусти меня немедленно. Это переходит границы всех возможных приличий.
– Приличия меня не волнуют.
– Зато они волнуют меня! Я работаю с детьми, в конце концов.
– Детям должно быть абсолютно все равно, с кем ты, назовем это, проводишь время вне школы. И мои дети ничем не хуже твоих.
– Они и не хуже. Они – твои, Эрик, и этим все сказано. Представь, что я притащил бы тебя в школу насильно и заставил учить студентов, скажем, физике. Или химии. Органической.
– Чарльз, не пытайся изобразить невинность. То, что ты не сделал этого со мной, не означает, что тебе никогда не хотелось этого сделать. И в отношении Росомахи тебя это не остановило.
– Я не влиял на него! – почти выкрикнул Чарльз.
– Повлияешь в гипотетическом будущем? В котором мы с тобой, кстати говоря, более чем вместе.
Чарльз дернулся в протестующем жесте.
– Джеймс не говорил ни о чем подобном.
– Хоулетт зовет себя Росомахой, но, кажется, это маленькие и злобные звери с косолапой походкой, которые жрут все подряд. Твой Джеймс упрямее осла и редкий приспособленец, но к счастью ложь ему глубоко противна. Мы говорили о тебе, Чарльз, перед Парижем, и его слова натолкнули меня на определенную логическую цепочку. Моя вина в том, что ее осознание отняло у нас с тобой непростительно много времени.
– Знаешь, Эрик, – с трудом сдерживая улыбку, произнес Ксавье. – Ты всегда был небанален, но в этот раз превосходишь сам себя. С таким методом ухаживания я сталкиваюсь впервые.
– За тобой так часто ухаживали мужчины? – нарочито безразлично поинтересовался Леншерр.
Знай Чарльз его хуже или отвлекись на секунду – и все прошло бы мимо без следа. Складка между бровей как траншея вечной войны с окружающим миром. Непроизвольный жест рукой, вслед которому едва заметно колыхнулась каминная решетка, будто прося о ласке. Когда Магнето переживал, он всегда неосознанно тянулся к своей стихии. Как Чарльз, который мог остаться один разве что в пустыне или любой другой ее аллегории, так и Эрик в мире, построенном из металла, должен был постоянно чувствовать себя в гуще толпы.
– Нет, но ты не первый, – коротко пояснил Ксавье. – Я плохо понимаю тех, кто влюбляется в представителя пола вместо того, чтобы любить человека.
– Когда мы познакомились, ты не был так избирателен, – все еще холодно заметил Эрик.
В качестве новообретенного понятия ревность была беспощадна даже к мастеру магнетизма.
– Все изменилось, Эрик, – коротко ответил Ксавье.
Подойдя вплотную и стиснув подлокотники кресла обеими руками, Леншерр наклонился вперед, полностью лишая Чарльза возможности маневра.
– Потому что впервые в жизни ты полюбил по-настоящему?
Чарльз едва заметно вздохнул. В этом вздохе смысла для Леншерра прозвучало больше чем в любых словах, сказанных вслух. Все близкие люди – немного телепаты.
– Потому что жизнь инвалида отличается от жизни обычного человека, Эрик.
– Ты знаешь, что я никогда себе этого не прощу, – сверля Ксавье обжигающим до костей взглядом, отрезал Леншерр. – И я не говорю, что могу все исправить, но хочу попробовать. Мы с тобой все равно придем к этому, в этом будущем или любом другом, через десять лет или через тридцать. Я не хочу больше ждать. Я хочу изменить будущее и хочу этого сейчас.
– А что если я не хочу ничего менять, Эрик? У меня есть школа, есть семья, дом, друзья. Все это как стены мой души. Разбив одну стену, ты не сможешь заменить ее другой, а всего лишь разрушишь то, что есть. У тебя есть Братство, последователи, глобальная цель. В твоей жизни нет места для моего мира. Твое желание – это блажь, прихоть, причуда. Эрик, ты найдешь себе новое занятие, и это пройдет.
– Я хочу тебя, Чарльз.
Ксавье слышал эти слова много раз. Слышал от взрослых женщин и молоденьких девушек. Слышал от мужчин и видел это яркими сладкими мыслями в их сознании. Но никогда раньше эти слова не падали горячим воском на кожу, не пронзали раскаленной иглой искалеченный позвоночник. Может быть, потому что впервые в жизни Чарльз слышал их как обычный человек, за дверями сознания, вовне чужих мыслей. И казалось, что они идут от сердца, а не от тела.
Кому как не Чарльзу было знать, что сердце Эрика Леншерра не было выдумкой.
– Магнето! На нас напали, прорыв периметра!
Мутант в грубо выкованном шлеме, который, казалось, один весил больше чем весь Чарльз, предпочел проникнуть в комнату сквозь дверь, разнеся ее в клочья. Взгляд, которым он одарил Ксавье, тоже весил не меньше тонны.
Леншерр резко выпрямился. Мгновенно разгладились морщины у глаз, ушла из позы яростная беззащитность человека, ожидающего приговора. Был Эрик – стал Магнето. Ксавье видел эту перемену многократно и не уставал удивляться, как в человеке могут в полном мире и гармонии уживаться столь разные сущности, если жизненное кредо этого человека – непримиримая война.
– Прости, Чарльз, продолжим разговор позже, – запахиваясь в плащ, лидер Братства Мутантов вышел из комнаты.
Дверь за спиной, впрочем, он замуровал наглухо. Вместе со стеной.
Чарльз Ксавье ни разу в жизни не сидел в тюрьме. Более того, сама идея тюремного заключения казалась ему противоестественной. Рожденный в стране, признавшей свободу величайшей ценностью, всех окружающих он измерял по себе, с широкой и беззаботной щедростью вечной юности. Никакая телепатия не могла убедить его в том, что человек, венец творения, может не стремиться к свободе и не ценить ее превыше всего на свете. И мир вокруг Чарльза был щедр на людей, которые с готовностью помогали ему снова и снова утверждаться в своем мнении.
Более асоциального существа, чем Эрик, представить было сложно. Иногда Чарльзу казалось, что Леншерра стоило бы посадить в тюрьму вопреки любой гуманности, просто за факт существования. Все люди, которых Ксавье знал до него, неуловимо сходились в одном – зависимости от мнения окружающих, в то время как Магнето, казалось, было абсолютно безразлично, что именно думают про него все остальные. Все остальные, кроме самого Чарльза.
Поначалу он не придавал этому значения. Эрик просил не лезть в его голову – Чарльз не лез, хоть и хотелось. Было интересно и так: словами, взглядами, жестами, как узнают друг друга обычные люди.
Заглядывая иногда в сознание Леншерра, случайно задевая прикосновением, Ксавье видел внутри все кроме самого себя. Зато видели другие. Видела Рейвен, думая про себя, что с каждым днем они все сильнее и ярче отражаются друг в друге. Видел Хэнк, ненавидевший Эрика как полную противоположность самому себе. Видел и Пьетро, вознамерившийся примирить их то ли между собой, то ли каждого с ним самим.
Раньше это казалось несущественным. Теперь Чарльз дорого бы отдал за то, чтобы Эрик снова позволил ему заглянуть внутрь. Не изменить – понять. Увидеть себя самого глазами другого. А возможность все никак не представлялась.
Заблокировав дверь, Магнето не взял в расчет окно. Ночью Чарльз проснулся от характерного звука разбитого стекла. Ороро в развевающемся плаще вплыла в комнату, а за ней, плохо различимый в темноте, через подоконник перемахнул Маккой.
– Профессор, собирайтесь. Мы разобрались с охраной.
Неделю назад Чарльз готов был истово радоваться любому пути к освобождению. Теперь он с трудом подавил приступ досады.
– Спасибо, друзья мои. А Эрик?
– Его здесь нет. И Ртути тоже нет. Все чисто.
Аккуратно опустив профессора вместе с коляской на землю, спасатели устремились к самолету и, не доходя нескольких метров, рухнули как подкошенные.
Чужое незнакомое сознание рядом показалось Ксавье зыбким, затянутым алой дымкой и полнящимся тщательно сдерживаемым гневом, чем-то неуловимо похожим на эриков.
– Кто ты? – спросил он мысленно.
– Меня зовут Ванда. Тебя я знаю.
– Ванда? Ты учишься у Эрика?
Темнота шевельнулась, будто впервые приобретая искренний интерес к происходящему.
– Нет. Я Ванда Леншерр.
Они молча изучали друг друга через стол. Скольжение по поверхности другого сознания выходило едва ощутимым, проникнуть глубже не позволяла защита с обеих сторон. Чарльзу это напомнило столкновение двух хищников, когда, прицениваясь к силам и возможностям, они кружат около потенциального поля боя.
Ванда ничем не напоминала Пьетро, но от Эрика в ней было многое. Не от нынешнего богоподобного Магнето, а того бескомпромиссного и яростного мистера Леншерра, который дергал за хвост субмарины как ленивых кошек и устраивал ракетные дожди. Вопреки логике и здравому смыслу, у Чарльза эти воспоминания вызывали устойчивое ощущение ностальгии. С годами Эрик стал консервативнее.
– Что ты сделала с моими друзьями?
– Они улетели обратно, решив, что им не удалось тебя найти. В любой дом можно прийти с войной. В нашем доме любая война обернется против тебя.
– Вы сами ведете войну.
– Отец говорит, что есть разница между войной за что-то и против чего-то. Мы не разрушаем дома обычных людей, как они делают с другими мутантами.
– Ты тоже не допускаешь мысли, что твой отец может ошибаться?
– А Рейвен говорит, что важно не то, кто прав, а то, у кого пушка, – чуть приподняв уголок рта, продолжила девушка.
– Рейвен тоже учит детей?
– Нет. Она любит отца.
Откровенность младших Леншерров, похоже, не ведала ограничений.
– Хм… хорошо, а Эрик?
– Зачем ты задаешь вопросы, ответы на которые тебе известны?
Или ведала.
– Потому что вы знаете вашего отца лучше меня.
– Это тоже неправда, – монотонно заметила Ванда. – Тебя задели слова про твою сестру, но ты спокоен там, где дело касается Магнето. Ты уверен в нем даже больше чем в самом себе.
– Интересно, – уже не сдерживаясь, в сердцах бросил Чарльз. – В этом доме есть хоть кто-нибудь, кому нет дела до нас с Эриком?
Ванда прикрыла глаза, будто сканируя помещение на наличие коварных отступников от общего дела.
– Есть. Думаю, Мойре все равно.
– Мойре МакТаггерт?
– Нет. Мойра – это собака Лорны. Но имя ей придумывал отец.
Уронив голову на руки, Чарльз Ксавье застонал в голос.
для обзоров
@темы: Творчество, X-Men
Ванда совершенно прекрасна)))
И ревнующий Эрик тоже)) И Эрик вообще. Интересно, какой породы эта собака?)))
Ну, ты понял, какой фильм ваш покорный слуга посмотрел на выходных.
Собака – двор-терьер, естественно. Мойра же!
Понял, да-да^^
Хе-хе-хе))))))
Добили
Ревность - кинкище
Спасибо за продолжение!!
Ванда
Собачка Лорны - это просто блеск!
*Амели*, спасибо за комментарий!
Aki Aspen, спасибо!
яростного мистера Леншерра, который дергал за хвост субмарины как ленивых кошек и устраивал ракетные дожди Совершенно роскошно! Люблю эту фразу!
Ванда очень хороша. Не забалуешь). Может воспитать Магнито там, где даже Чарльз руки опустит).
где есть такие учителя дайте дваСкладка между бровей как траншея вечной войны с окружающим миром. Непроизвольный жест рукой, вслед которому едва заметно колыхнулась каминная решетка, будто прося о ласке. Когда Магнето переживал, он всегда неосознанно тянулся к своей стихии.
ох, это как раз то, что я так сильно люблю в этом тексте - он очень продуманный. ни одной лишней фразы. всё - глубоко и цепляюще. из-за этого каждый диалог хочется цитировать, каждое описание, каждую мысль, потому что они все замечательно правильно и уместно высказаны, всё на своём месте, всё до дрожи красиво и именно так, как должно быть.
я не вижу никакого отрыва от канона, у меня нет ощущения, будто я читаю фанфик. это словно продолжение оригинальной истории даже без текстовой формы - оно так замечательно, что картинка сама встает перед глазами.
когда я начинаю цеплять из текста отдельные понравившиеся фразы, то понимаю, что это нереально, потому что вся работа - очень цельная и сильная, и расчленить ее на составляющие, по-моему, нереально.
Леншерр резко выпрямился. Мгновенно разгладились морщины у глаз, ушла из позы яростная беззащитность человека, ожидающего приговора. Был Эрик – стал Магнето.
небольшое напоминание о том, почему выдуманный персонаж вызывает у меня тонны безудержной любви.
– Это тоже неправда, – монотонно заметила Ванда. – Тебя задели слова про твою сестру, но ты спокоен там, где дело касается Магнето. Ты уверен в нем даже больше чем в самом себе.
и спасибо тебе за Ванду. какая же она тут
еще я не стала писать комментарий к предыдущей части, чтобы не повторяться, но не могу не сказать тут отдельно, что разговор Пьетро с Чарльзом и отдельно Реми, меня просто покорили. смышленые они, умные не по годам, и смотрят в суть вещей с удивительной непосредственностью и прямотой, которая не может не подкупать.
у Пьетро всё просто: вы созданы друг для друга - так будьте вместе. и плевать за разногласия и конфликты, темное прошлое, которое так просто не перечеркнуть. просто будьте, и всё тут, и к черту условности, и не нужно ничего усложнять.
люблю ужасно
спасибо тебе за твой труд!
я всё жду, когда же перестану кричать подстреленной чайкой от каждого нового предложения, но с каждой частью мои крики только крепчают
Мойра – это собака Лорны. Но имя ей придумывал отец.
ОБОЖЕ ДА
СПАСИБО
ПРОСТО СПАСИБО
Я в чем-то и сама согласна с Пьетро, потому что уверена: найдя «своего» человека, за него нужно держаться всеми конечностями, несмотря на темное прошлое, конфликты и споры. Жизнь сама все усложнит, вне всяких сомнений. Но иногда счастье «вопреки» гораздо более ценно, чем счастье «благодаря».
я не перестану восхищаться, потому что это случается впервые на моей памяти - чтобы каждая строчка, каждое слово так идеально отображало то, что мне хотелось увидеть.
это тот текст, который я буду перечитывать снова и снова.
ты вдохновляешь людей на наш отп
Большой привет соседке, обещаю выложить целиком на АО3, когда закончу.
Мутант в грубо выкованном шлеме, который, казалось, один весил больше чем весь Чарльз, предпочел проникнуть в комнату сквозь дверь, разнеся ее в клочья.
Джаггернаут?
Мне она тоже необычайно нравится, жаль, что ее в ДМБ сделали младше (если это вообще была она).
Это не Ванда, просто сестра Питера. Сингер в интервью говорил.
Я Ванду не люблю, но интересно, какой она у тебя получится.
И ах какие роскошные описания Эрика:
Складка между бровей как траншея вечной войны с окружающим миром. Непроизвольный жест рукой, вслед которому едва заметно колыхнулась каминная решетка, будто прося о ласке. Когда Магнето переживал, он всегда неосознанно тянулся к своей стихии. Как Чарльз, который мог остаться один разве что в пустыне или любой другой ее аллегории, так и Эрик в мире, построенном из металла, должен был постоянно чувствовать себя в гуще толпы.
Мгновенно разгладились морщины у глаз, ушла из позы яростная беззащитность человека, ожидающего приговора. Был Эрик – стал Магнето. Ксавье видел эту перемену многократно и не уставал удивляться, как в человеке могут в полном мире и гармонии уживаться столь разные сущности, если жизненное кредо этого человека – непримиримая война.
Самые лучшие стратеги выходят как раз из таких противоречивых личностей - они непредсказуемы.
Джаггернаут?
Он самый! Так и знала, что ты заметишь.
Это не Ванда, просто сестра Питера. Сингер в интервью говорил.
Значит, я это благополучно пропустила. И хорошо, что не она, а то было бы слишком странно видеть Ванду младшей.
Ярость и гнев Магнето – это не просто эмоции, приложенные к конкретному человеку. Это – стиль его жизни, его кредо, и, полагаю, ему с ними живется гораздо лучше и более мирно, чем многим другим без них. Поэтому, безусловно, предсказать его действительно непросто.
И хорошо, что не она, а то было бы слишком странно видеть Ванду младшей.
Интересно, в Апокалипсис её вставят?
Ярость и гнев Магнето – это не просто эмоции, приложенные к конкретному человеку. Это – стиль его жизни, его кредо, и, полагаю, ему с ними живется гораздо лучше и более мирно, чем многим другим без них.
ППКС )) Если у Эрика отнять его злость, это будет уже не Эрик. Вот почему я не люблю, когда Эрика делают миролюбивым.
А Эрик не будет мягким и пушистым. Peace was never an option! (c)
хотелось бы, но боюсь, что все застрянет в связи с авторскими правами.
Авторские права запрещают только упоминать связь Пьетро и Ванды с Мстителями, а так пожалуйста.
Кстати, девочка к Апокалипсису должна уже вырасти.